Читая первую главу пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин», мы всё время ощущаем присутствие автора. К началу работы над романом А.Пушкину было всего 24 года. Оба они, автор и его герой, молоды, вхожи в одно общество блестящей светской молодёжи.
Поэт изображает себя и своего героя, Евгения, на полях рукописи романа в стихах. Онегина мы видим на рисунке А. Пушкина в модной широкополой шляпе боливаре, стоящего у гранитного парапета Дворцовой набережной.
И всё же, замечает А. Пушкин,
«Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной».
Эта разность раскрывается читателю постепенно, и чем дальше, тем убедительнее. И если в начале романа Онегин – «добрый мой приятель», то ближе к его финалу – лишь «спутник странный».
Маршрут одного дня Онегина в романе во многом схож с теми местами, где завсегдатаем бывал А. Пушкин. Проследуем и мы по памятным пушкинско-онегинским местам.
«Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед».
Этим бульваром, где фланирует Евгений, был обширный Адмиралтейский бульвар-променад, протянувшийся вдоль Адмиралтейства. Бульваром в пушкинское время называли и Невский проспект. Посреди проспекта до 1820 года был проложен бульвар, доходивший до Аничкова моста через реку Фонтанку (в то время мост был ещё без скульптур Клодта, его украшением служили четыре каменные башни). По обе стороны бульвара часто устраивались в зимнюю пору катания на санях.
«Уж тёмно: в санки он садится,
«Пади-пади!» - раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждёт его Каверин».
«Талон» - известный в Петербурге ресторан искусного французского повара Пьера Талона. Модный ресторан находился на угловом участке Невского проспекта и набережной реки Мойки (Невский проспект, 15) в доме с эффектными фасадами, украшенными колоннами. Ресторан Талон занимал, по-видимому, несколько этажей. Данный дом был построен ещё в 1768 году на месте деревянного дворца императрицы Елизаветы. Первым владельцем дома был генерал-полицмейстер Чичерин, а затем дом перешёл к князю Куракину, затем к богатому откупщику Перетцу, после чего владельцами дома стала семья купцов Косиковских. В отличие от Перетца, поставлявшего казне главным образом соль («Где соль, там и Петертц», посмеивались в Петербурге), купцы Косиковские сколотили состояние на спекуляциях с хлебом. Купеческий капитал Косиковских возрастает многократно, как только Косиковские отдают часть помещений дома в аренду для проведения собраний, всевозможных увеселений и танцев. Так возникает ресторан «Талон».
Нужно отметить, что ресторан «Талон» был из-за высоких цен доступен немногим. Сами названия блюд, которые упоминает А. Пушкин, говорят за себя:
«Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
Из Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым».
В 1825 году Пьер Талон уехал во Францию. Нового владельца ресторана звали Фальет. Сохранилась записка А.Пушкина, адресованная в ресторан Фальета, с просьбой отпустить в дом паштет из печени. От дома на Мойке, 12, квартиры Пушкина, до Фальета было 10 минут ходьбы. Надо полагать, что Пушкин был знаком и с первым, и вторым хозяином ресторана на Невском.
Но дом Косиковского был известен Пушкину не только в связи с нахождением ресторана Талон. На четвёртом этаже этого же дома находилась известная типография Плюшара. Здесь в 1831 году были напечатаны «Повести Белкина».
Вернёмся к нашему герою. После пребывания в известном ресторане
«Театра злой законодатель,
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почётный гражданин кулис,
Онегин полетел к театру».
Мы вполне можем предположить тот путь, которым следовал Онегин к Большому Каменному театру. Сначала по Большой Морской улице, затем мимо, тогда ещё только строящегося по проекту О. Монферрана Исаакиевского собора, по набережной реки Мойки, через Поцелуев мост, на Театральную площадь. На Театральной площади, перед величественным зданием театра, украшенным восьмиколонным портиком, сани Онегина останавливаются.
Облик Театральной площади пушкинского времени в целом близок современному виду площади. За одним исключением: нет Большого Каменного театра, куда отправился Евгений. На месте здания театра, с использованием его фундаментов, во второй половине ХIХ века было выстроено здание Консерватории.
Рисунок художника В. Паттерсона позволяет нам живо воссоздать вид Театральной площади пушкинского времени. В глубине площади легко узнаются купола Никольского Морского собора. А сама площадь изображена в один из зимних вечеров. Судя по стоящим на площади каретам, ещё нет и 9 часов вечера, когда по обыкновению завершаются представления в Большом Каменном театре. Сооружения в форме беседок на площади – это «грелки», места для отогревания, где обычно разжигался костёр и грелись в ожидании хозяев кучера.
«Ещё, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг саней,
Бранят господ и бьют в ладони…»
Знакомого здания Мариинского театра на площади ещё нет. Его выстроят только через 77 лет после открытия в 1783 году Большого театра. Нет и здания Консерватории. На её месте – здание Большого театра.
Начало спектакля в половине седьмого. Наш герой опаздывает. Небрежно скинув на руки лакею тяжёлую шубу с бобровым воротником, Онегин взбегает по мраморным ступеням и входит в театральный зал.
«Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла – всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит».
Зал театра вмещал до 2 тысяч человек. Ложи первых ярусов, кресла партера выделялись богатыми драпировками. Здесь находились места для высшего петербургского общества. Как правило, ложи абонировались частными лицами на целый сезон.
Места за креслами, куда пробирается Онегин, попутно раскланиваясь со знакомыми, заполнены преимущественно дворянской молодёжью. Здесь царит особый дух, кипят страсти, раздаются смелые реплики. Онегин мог бы здесь встретить и Пушкина, и Катенина, блестящего гвардейца и драматурга, и Грибоедова, и Каверина. Да, того самого Каверина, который должен был встретиться Онегину в «Талоне».
За креслами партера – стоячие места. Так же, как и на верхнем ярусе, куда билет стоит в три раза дешевле, чем в партер, их заполняют студенты, мелкие служащие. А на самом верху – райке – самая демократическая часть публики. Она начинает аплодировать тогда, когда представители высшего света только раскрывают лорнеты.
«В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит!».
Можно утверждать, что Большой театр являл собой характерный социальный разрез русского общества пушкинской поры.
В пушкинское время в продолжение одного вечера давались несколько небольших и разнообразных по жанру спектаклей: балет, драма, комедия. Все эти разнообразные жанры могли быть представлены на одной сцене друг за другом. Первое представление давалось «для разогрева» публики и съезда гостей. Поэтому то, что Онегин входит в зал уже во время спектакля, - вполне допустимо.
Каков же был театральный репертуар?
«Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слёз, рукоплесканий
С младой Семёновой делил».
Великую русскую актрису – Екатерину Семёнову – называли «единодержавной царицей трагической сцены». Для осознания величины её таланта трагической актрисы нам достаточно, думается, отзыва А.С. Пушкина: «Говоря о русской трагедии, говоришь о Семёновой, и, может быть, только о ней», а также тот факт, что ей подарил А. Пушкин экземпляр «Бориса Годунова» с дарственной надписью.
Ещё одно имя актрисы упоминает поэт в «Евгении Онегине». Это Истомина.
«Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина…»
Несравненная балерина Евдокия Истомина была ученицей прославленного балетмейстера Дидло. Она впервые исполнила партии Черкешенки и Людмилы в балетах Дидло «Кавказский пленник» и «Руслан и Людмила». На старинной миниатюре, где Истоминой около двадцати лет, ангельски красивое лицо, роскошные локоны, ниспадающие с плеч. Вокруг изящной, маленькой Истоминой вился рой поклонников, среди которых был и А.С. Пушкин.
Но Онегина не трогает искусство Истоминой, волшебство балетов Дидло. Ему скучно в театре, где «под сению кулис» прошла молодость Пушкина.
«Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».
Все строки восхищения театром идут от лица автора, не от героя. Возможно, что именно с этих строк возникает полоса отчуждения между Пушкиным и Онегиным.
День Онегина близится к окончанию. После театра «домой одеться едет он». Много времени проводит герой в своём кабинете перед зеркалом… Остаток вечера – на балу.
Судя по описанию, бал происходит в одном из пышных особняков на Английской набережной.
«Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробуждён.
Встаёт купец, идёт разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтинка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас».
По-немецки «вас ист дас» означает «что это такое?» На окраине города существовали маленькие булочные, как правило, с одним окном, через форточку которого немцы-булочники и отпускали горячий хлеб. По-французски «форточка» звучит как «васиста». Выражение, по-видимому, произошло от смешения французского с немецким.
Бесцельность проведённого Онегиным дня как раз и высвечивается на фоне пробуждающегося рабочего дня мастеровых.
«Проснётся за полдень, и снова
До завтра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра то же, что вчера».