Дворцово-парковый комплекс Гатчина

Гатчина совсем не похожа на остальные дворцовые пригороды Петербурга. Вместо изящных дворцов – почти военная крепость, вместо пышности и веселья – строгая и таинственная атмосфера. А между тем резиденция Павла I в Гатчине – один из самых интересных дворцовых пригородов и уж точно самый оригинальный.

Строительство Гатчинского дворца начал граф Орлов в 1766 году. Он заказал строительство Антонио Ринальди, поскольку его впечатлили дворцы и павильоны, созданные архитектором в Ораниенбауме. Причем внешняя суровость здания Гатчинского дворца резко контрастировала с изысканной внутренней отделкой: удивительные паркеты, подлинные античные фрагменты (датируемые, по некоторым мнениям, I-II веками нашей эры) и так далее. О временах Орлова в гатчинском парке до сих пор напоминают несколько памятников: колонна Орла (подаренная Орлову лично Екатериной II – видимо, за заслуги в возведении ее на престол), павильон Орла и Чесменский обелиск. Последний, установленный на берегу Белого озера, выполнен из нескольких сортов мрамора и считается работой Антонио Ринальди.

С XVIII века дошел до нас также грот «Эхо». Названием он обязан интересному акустическому эффекту: если перед сводом грота что-нибудь сказать, то спустя чуть ли не минуту фраза повторится, причем несколько раз и с необыкновенной ясностью. Причем странный эффект проявлялся только когда «стоящие ко дворцу железные ворота будут затворены, ибо как скоро их отворят, то эхо больше не отвечает». Посетители придумывали даже специальные «кричалки»: ими часто развлекались дети императора. Некоторые из них дошли до наших дней, и самая, пожалуй, популярная у туристов – «Кто нами правил? – Павел!». Причем, говорят, последнее слово эхо иногда повторяет тридцать раз!

Кстати, грот был сооружением не декоративным: он прикрывал выход из тоннеля, ведущего прямо из дворца (вероятно, этим и объясняется эхо). Легенда гласит, что 120-метровый подземный ход был вырыт еще по приказу Орлова, который планировал бегство из дворца в случае непредвиденных обстоятельств. В алькове Парадной опочивальни дворца имелась дверь на узенькую винтовую лестницу: по ней можно было спуститься в подвал, а там уж начинался туннель. Орлову пользоваться ходом не пришлось, да и Павла I, очень на него рассчитывавшего, ход не спас (нападение на него произошло в Михайловском замке); зато тайный ход спустя много лет сохранил жизнь… Керенскому, успешно бежавшему из дворца от революционеров. Но это уже совсем другая история; а пока вернемся в XVIII век.

После смерти Орлова Екатерина II выкупила Гатчину и подарила ее Павлу Петровичу – честно говоря, просто чтобы держать наследника престола подальше от себя. Там будущий император и просидел ближайшие тринадцать лет, с нетерпением ожидая смерти матери-императрицы (отношения между матерью и сыном, как известно, складывались не лучшим образом); в светских кругах Петербурга Павла Петровича даже прозвали «гатчинским отшельником». Развлекался он тем, что муштровал своих солдат (так называемые «Гатчинские войска», командиром которых он назначил себя сам), одевая их в странную форму и награждая неведомыми орденами.

В связи с этим ему потребовались и кое-какие перестройки: так, зеленый луг перед дворцом был превращен в плац с каменными стенами, вокруг дворца появились рвы, наполненные водой, и подъемные мосты. Так из дворца Гатчина постепенно превращается в военный замок.
Сам дворец Павел тоже решил перестроить. Нанятый им архитектор Баженов задумал выстроить замок, превосходящий все до этого построенное не только в России, но и в Европе; один только главный фасад должен был быть полтора километра в длину. Правда, на этот проект не хватило денег – в итоге другой архитектор, Винченцо Бренна, осуществил более скромную перестройку. Кстати, Гатчинский дворец стал первым в России, полностью облицованным натуральным камнем.

Екатерина II хорошо понимала опасность передачи государства в руки взбалмошного и истеричного сына. По Петербургу ходили упорные слухи, что она стала всерьез подумывать о передаче престола внуку Александру. Существует предание, что на этот счет было подготовлено даже завещание императрицы. Было от чего нервничать и беспокоиться. Тем более, что, по другому преданию, за день до кончины Екатерины, ее любимый секретарь, и, как ей казалось безоглядно преданный, князь Безбородко, узнав о безнадежном состоянии императрицы, «сию же минуту поехал в Гатчину, где и подал запечатанный пакет Павлу».

Этот секретный документ об отстранении Павла от престола будто бы подписали крупнейшие государственные деятели, в том числе граф Александр Васильевич Суворов. Будто бы этим фактом и окрашено дальнейшее неприязненное отношение Павла I к великому полководцу, попавшему вдруг в немилость. А вот секретарь Екатерины II князь Александр Андреевич Безбородко на следующий день стал государственным канцлером.

Еще раз Гатчина столкнется с тенью Павла I в марте 1801 года. Если верить старинным преданиям, взойдя на престол, Павел просил монаха Авеля благословить его и поведать о судьбе династии. Будто бы именно от Авеля Павел узнал о своей скорой гибели, о нашествии французов на Москву и далее о том, что «привело его в совершенный ужас». Тогда Павел скрыл от всех это пророчество, запечатал его в пакет личной печатью с собственноручной надписью: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». После трагической гибели императора его вдова Мария Федоровна положила пакет в «узорчатый ларец с затейливыми украшениями», который поставила на пьедестал в одной из комнат Гатчинского дворца. 12 марта 1901 года Николай II вскрыл пакет и, по свидетельству современников, еще более замкнулся. Но окружающие заметили, что с тех пор он стал часто, по малейшему поводу поминать 1918 год – год своей насильственной смерти.

Н. Синдаловский, «Легенды и мифы пригородов Санкт-Петербурга»

При Павле I сформировался и гатчинский парк. Вернее, несколько парков. Так, Дворцовый парк включает пейзажный Английский сад с Белым и Серебряным озерами. Собственный сад был устроен на насыпной террасе, которую подпирала каменная стена: сад примыкает к дворцу, и в него можно было попасть прямо из личных комнат Павла I. Нижний сад был спланирован по образцу голландских садов с цветочными партерами. В Верхнем Голландском саду, куда можно попасть из Нижнего по каменной лестнице, открывается прекрасный вид на Карпин пруд. Липовый сад был засажен аллейными, шпалерными (подстриженными) и штамбовыми (стоящими отдельно на газонах) липами. Наконец, был здесь и Ботанический сад (но, к сожалению, не сохранился) – с оранжереями, теплицами, прудами, трехъярусной Цветочной горкой.

Особняком стоит Приоратский парк, отделенный от Дворцового проспектом 25-го Октября (Павла I) и расположенный вдоль берегов Черного озера. Приоратский дворец, к которому примыкает парк, построили в связи с учреждением в России великого приоратства Мальтийского ордена (много веков орден находился на острове Мальта, но крепость захватили наполеоновские войска, и рыцари попросили убежища у Павла – он даже был избран великим магистром ордена). В замке должен был жить приор (настоятель) Мальтийского ордена, но получилось иначе - резиденцией рыцарей замок побыл всего десять лет, а дальше просто использовался как «запасной дворец». Архитектор замка Н.А. Львов уже в те годы задумывался об экологии, и «для сбережения лесов российских» придумал оригинальный и дешевый способ строительства: «из умятой земли». Правда, способ почему-то не прижился, и Приоратский замок остался единственным в России монументальным сооружением, построенным способом землебитного строительства. Сейчас в нем находится музей.

Павел I любил пользоваться винтовой лестницей и подземным ходом, выстроенными при Орлове: он изумлял своих гостей тем, что то таинственно исчезал из дворца, то не менее загадочно появлялся. Иногда он демонстрировал ход почетным гостям (например, польскому королю Станиславу-Августу). Вообще, он обожал Гатчину, почти всегда предпочитая ее своей резиденции в Павловске. «Только здесь я чувствую себя дома», - говорил он.

Может быть, именно поэтому даже в XX веке во дворце и парке так часто встречали призрак Павла I (если, конечно, верить легендам, а также рассказу Александра Куприна «Гатчинский призрак»). Поговаривали, что тень иногда появляется во дворце (тем более что там хранится его походная полотняная постель со следами крови), а иногда ее видят в парке белыми ночами. Те, кто это рассказывал, утверждали даже, что бояться призрака не нужно: достаточно уступить ему при встрече дорогу и почтительно поклониться, и привидение спокойно пройдет мимо (ответив, между прочим, на приветствие).

После Павла I репутация Гатчины как военного, казарменного города сложилась навсегда; в таком виде она фигурировала даже в городском фольклоре. При Николае I в Гатчине проводились ежегодные осенние войсковые учения. А вот Александр III, после убийства отца панически боявшийся покушений, выбрал Гатчину в качестве постоянной резиденции (Маркс и Энгельс по этому поводу назвали его «военнопленным революции, содержащимся в Гатчине», да и в петербургских светских кругах императора стали называть «гатчинским узником»). Именно в гатчинском парке произошел знаменитый эпизод, ставший легендой: Александр сидел у пруда с удочкой, и вдруг ему доложили, что его ожидает посол какой-то важной европейской державы. На это император будто бы сказал: «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать».

Серьезный урон был нанесен Гатчине в период немецко-фашистской оккупации. Было вырублено более семи тысяч деревьев, разрушены многие парковые сооружения, подожжен дворец. Пострадал и сам город.

В послевоенном фольклоре появилась легенда, которую можно рассматривать как некую своеобразную аллегорию всенародной трагедии, постигшей страну в те страшные годы. В 1941 году, рассказывает легенда, под Гатчиной фашисты захватили в плен цыганский табор. Говорят, что в нем насчитывалось более семисот человек. Мужчин тут же отделили и погнали рыть огромную траншею, а женщин и детей заставили петь цыганские песни и плясать. Затем всех согнали к траншее и расстреляли. Расстрелянных наскоро побросали в траншею и засыпали землей. Но убитыми оказались не все, и из-под земли начали доноситься стоны. Тогда немцы подогнали танк и стали укатывать землю, пока стоны и крики не прекратились.

Закончилась война. Прошли годы. Траншея заросла лесом и кустарником. Но вдруг на месте этого массового захоронения стали происходить загадочные и странные явления. Очевидцы с ужасом в глазах и с волнением в голосе рассказывали, что как только где-нибудь поблизости останавливался на ночлег какой-нибудь цыганский табор, то «с заходом солнца в лесу начинался жуткий концерт». Люди утверждают, что это поют и пляшут те самые цыгане из того расстрелянного табора, а старики уверяют, что узнают голоса близких родственников и просто хорошо знакомых некогда цыган. Будто бы эти концерты, которые «у живых людей выматывают души», продолжаются до сих пор.

Казалось бы, эта легенда не имеет никакого отношения к архитектуре, но разве ее можно вычеркнуть из истории Гатчины?

Н. Синдаловский, «Легенды и мифы пригородов Санкт-Петербурга»